«Как олени, с колен, пью святую твою
Родниковую правду»...
«Тетя Нина, Вы уже привыкли к своей новой машине?» - голосок моей невестки звенит нежным, переливчатым стаккато.
Я улыбаюсь:
«За две-то тысячи километров?»
«Ах, да! Я как-то не подумала»...
Ну, конечно, не подумала, моя милая...
И, конечно же, я привыкла.
Хотя, возможно, все немного не так. Правильнее было бы сказать: приноровилась, ибо я пока так и не свыклась со своей благодарностью. Благодарностью за вновь обретенную свободу. За послушный легкий руль, за мягкие педали под моей усталой ногой, за ее быстрые колесики, меряющие пространство (впрочем, и время отчасти - тоже) вроде бы играючи. За все те возможности, которых я была бы лишена, не появись у меня моей Альки... И за мои «дальние страны» - в том числе.
А не будь их, я никогда бы так и не нашла ответы на все свои вопросы. Или, вернее, не сделала бы верного (на что я очень надеюсь!) шага в сторону очередной попытки их найти.
Ведь, я и мчалась туда, чтоб понять главное: в чем теперь для меня - мои новые, сегодняшние, смыслы? Мчалась в безумной надежде на разгадку, на некое откровение... Но постигла ли, открыла ли ставший в моей теперешней жизни гвоздевым секрет?
В своей маете, в своей неприкаянности, в непредсказанной своей мятежности и всех своих всепоглощающих желаниях, туманящих разум нервными и совершенно неоправданными ожиданиями — ощутила ли? Чтоб, вот, так — раз! И до самого донышка?
...Нет ничего более иллюзорного, чем попытка найти оправдание своему пребыванию здесь... Кто сказал, что наше предназначение — узнать замысел Вселенной, уготовившей нам ту или иную роль, сыграв которую, мы выполним то, что ею задумано?
Поэтому, может быть, и нет их — никаких смыслов? Может быть, они — вот в этой родниковой воде, которую я пила медленно, вдумчиво, словно причащаясь... В «грибах из окошка»: ведь, доселе я ни разу не собирала их, выглядывая из узких, как бойницы, окон УАЗика, словно охотник на зайца, мчащегося в свете фар. Или в тюлюлюканье стайки индюков, пришедших к моей машине, в которой я прилегла отдохнуть, ожидая конца встречи моих стариков-одноклассников, да и заснула. А меня разбудили, и я сразу даже не поняла, откуда в начале августа взялась эта совсем апрельская капель, а оказалось, что это и не капель вовсе, а перекличка ужасно смешных и очень нарядных птиц...
Или в моем озере - некий особый смысл: в его мутно-зеленой воде, теплой у поверхности и ледяной на все ее слои ниже самых первых десяти сантиметров... Или в этих, поросших теплыми соснами, горах, на которые я карабкалась каждое утро, как сбежавшая из зоопарка обезьянка, а потом там, на самой их вышине, замирала, подставив солнечному ветру бледное лицо, в то время, как этот шалопай с любопытством юнца фривольно задирал на мне короткую юбчонку, за которую меня денно и нощно стыдил папа, искренне считавший, что носить такую в моем возрасте, да еще — в деревне, почти срамно. Мне — не срамно! Мне в ней, такой коротенькой, просто намного удобнее лазать по горам.
Или - всего лишь - в стакане холодного молока, которым я, перед отправкой «в леса», запивала солидный ломоть пушистого местного хлеба, сухого и ноздреватого, с крошащейся даже под самым острым ножом жесткой коркой...
А, может быть, они, смыслы эти, в самом отсутствии их, как и в отсутствии любых мыслей, которые, если и имели место быть, то разве что в виде легкой ряби на неверной поверхности воды, бликующей и непостоянной. В тягучести времени — времени без вопросов. Разве что первый, самый главный из них был задан в самом начале, но ответ на него если и нашелся, то столь неконкретно сформулированный, словно и не нужен был вовсе... Или я просто еще не готова его принять. Принять в той форме, которая, по всей видимости, весьма проста для восприятия, но к которой, наверное, мне, все-таки, еще предстоит адаптироваться... И научиться умению видеть его в только кажущейся, на первый взгляд, неответности...
… «Ты видел? Фея попыталась возродить «домик». Похвально, но... получилась полная хрень. Вышло как раз то, против чего она всегда так активно выступала. Разговоры — про гениталии, интимные стрижки и анальный секс. И глупый флуд не слишком далеких людей».
«Да, я вижу. Она и сама так и не повзрослела... Пичалька»...
«Может, для нее еще не пришло это время?!»
«Может...
А, может, мы — созерцатели, и нам это — по барабану!
Слушай... а у тебя есть яблоки? В этом году?»
«Угу! Совершенно неожиданно. Потому что и в прошлом — были»...
«Знаешь... сегодня выпил под яблочко. В саду. Чуть холодноватое... и с кислинкой. Но с очень сильным ароматом. Вот это важно... для созерцания! Смена вкусов, наслаждение рецепторов и зрительно-обонятельных ощущений!... А всякие домики... эээ... совсем не имеют значения!»
Все правильно. Да. Никакого...
«Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных
Лишь согласное гуденье насекомых»...
ПЫСЫ. За «римское письмо» Бродского отдельное спасибо моему Дядечко!